Герой революции, Трижды Герой Советского Союза, легендарный маршал Будённый сумел не только завоевать огромную воинскую славу, но и стать настоящим народным любимцем. Его боялись враги, перед ним преклонялись соратники, ему завидовали недоброжелатели, его обожали женщины.

---

СЕМЁН Будённый, которого привыкли считать символом казачьей удали, казаком на самом деле не был. Его дед — крепостной крестьянин из-под Воронежа, отпущенный указом царя-освободителя Александра II, в поисках лучшей доли вместе с семьёй переехал на Дон. Именно там, неподалёку от станицы Платовская, 25 апреля 1883 года родился будущий маршал, кумир нескольких поколений Семён Будённый.

Дореволюционную биографию Будённого не слишком афишировали. Ни в каких крестьянских волнениях и антиправительственных выступлениях Семён Михайлович не участвовал. Жил как большинство казаков, работал молотобойцем в кузне, слыл лучшим наездником в округе и с юности мечтал стать конезаводчиком — страсть к лошадям Будённый питал с самого детства.

В 1903 году в возрасте 20 лет Семён Будённый женился. Надежда Ивановна Будённая, казачка с соседнего хутора, считалась одной из первых красавиц. Но долго наслаждаться семейным уютом Будённому не пришлось. Свадьбу сыграли зимой, а уже следующей осенью Семён Михайлович отправился в армию. Военная карьера Будённого продвигалась стремительно. Лучший наездник полка быстро завоевал уважение сослуживцев и начальства, заработал офицерский чин. Во время Первой мировой войны Будённый получил четыре Георгиевских креста.

Но по-настоящему о Будённом заговорили во время Гражданской войны. В 1917 году, узнав об отречении от престола царя Николая II, Семён Михайлович перешёл на сторону большевиков. «Я решил, что лучше быть маршалом в Красной армии, чем офицером в белой», — шутил впоследствии Будённый. Что ж, он не прогадал. Взятие казачьей столицы Новочеркасска и Ростова-на-Дону, разгром отряда генерала Корнилова — всё это обеспечило Семёну Михайловичу просто сказочную славу.

НИНА БУДЕННАЯ: "ГЕОРГИЕВСКИЕ КРЕСТЫ ПАПА НОСИЛ ДОМА"

Советская эпоха оставила нам множество мифов. Буденный и Ворошилов, Сталин, Берия, Хрущев, Брежнев, Жуков... Cперва их воспевали, затем разоблачали — мы отлично знаем, что они сделали, но плохо представляем, какие это были люди.

Что они любили и во что одевались, с кем дружили и какие у них были жены; с какими женщинами они проводили не занятое строительством светлого будущего время... И это большое упущение — каждый из них куда большая звезда, чем современные киноактеры или поп-певцы.

Миф приходит домой, снимает ордена, усаживается за стол — вглядитесь в него, он был и таким. О семейных тайнах легендарного красного конника (а затем первого заместителя наркома обороны СССР Буденного) рассказывает его дочь Нина.

Конный завод и пропавшие деньги

- Cемен Михайлович и вправду из казаков?

- Все так и думали, но на самом деле его семья из Воронежской губернии: они переехали на Дон, когда дедушке моему, папиному отцу Михал Иванычу, было два года. Им казалось, что на Дону земли много, а земля-то вся казачья. (Казачьим семьям при рождении каждого мальчика по пятнадцать десятин прирезалось.) Но казаки отдавали землю в аренду, вот они на Дону и обосновались. Папа казаков любил и всю жизнь старался быть не хуже их. И шашкой владеть, и на лошади ездить...

- Комплекс "иногороднего" у него все-таки остался.

- Им же там все время в нос этим тыкали. Дедушка коробейничал, крестьянствовал и даже стал старостой у иногородних. У него было одиннадцать детей, папа родился вторым. А его старший брат в 1902 году уехал в Америку...

- То есть старший брат первого заместителя наркома обороны и маршала Советского Союза стал американцем?

- Ну да. Он был батраком в немецкой экономии, и его хозяин уехал в Аргентину, а дядюшка с ним, причем вместе с женой. Но ей там не понравилось. Общими трудами они купили ей обратный билет и отправили домой. Здесь она и растворилась. А немец тем временем умер, и дядюшка женился на его вдове. Затем семья перебралась в Штаты. Последнее письмо от них мы получили уже после войны: мой двоюродный брат Эмиль (на самом деле конечно же Емельян) написал, что дядюшка умер. На этом переписка заглохла.

Когда он уехал, старшим из сыновей стал папа. Для начала его отдали мальчиком в магазин к купцу Яцкину. Папа был интересный мальчишка, и дочери Яцкина с ним много возились... В пятидесятые годы они ему звонили и просили помочь. Им хотелось машину купить.

Папа им помог — в свое время сестры Яцкины и грамоте его выучили, и математике, а он добро помнил.

В 1903 году папу призвали в армию и отправили в Приморский драгунский короля датского Христиана IХ полк. Там же он остался служить сверхсрочную, и в 1907 году его, как лучшего наездника полка, послали в Петербург, в Высшую кавалерийскую офицерскую школу на Шпалерной, на годичные курсы для низших чинов. У них были дежурства при Зимнем, и папа считал, что он знаком с Николаем II

- Лично знаком?

- Близкая дружба не сложилась, но руку ему тот пожимал — когда мимо караула проходил. После школы отец приехал в станицу на побывку, женился и тут же уехал. Его жена оказалась хорошей работницей, и папин папа, мой дедушка, был доволен невесткой. Но там были всякие обстоятельства... Да и то сказать: сколько может женщина без мужа жить?

- Очевидно, не очень долго.

- Жила-то она как раз долго... А ко всему остальному папа относился спокойно.

Потом началась Первая мировая: папуля воевал на Кавказском фронте и получил четыре Георгия за личное мужество. Он никогда не боялся брать на себя ответственность, решения принимал молниеносно и в военном отношении был очень хитроумным человеком.

- Не случись революция, глядишь, и генералом бы стал.

- Нет, он подумывал о конном заводе. У него ведь после революции деньги пропали.

- Откуда у унтер-офицера Буденного взялись деньги?

- Он зарабатывал тем, что всем офицерам лошадей выезжал. Папа копил на свою мечту, а они у него брали в долг — потому что хорошо пьянствовали и в карты играли.

- Выходит, революция его подкосила?

- Материально да. Там были не бог весть какие деньги, но на начальный капитальчик для маленького конного заводика ему бы хватило.

- Ваш Буденный не похож на бабелевского кровожадного скифа.

- Да у Бабеля ерунда все... Где он этого скифа видел? Сыр-бор начался с того, что в первом варианте "Конармии", в четырех главах, опубликованных в "Красной нови", Бабель дал своим персонажам имена реальных людей. Вот они все и взбеленились: папу засыпали решениями партсобраний полков, осуждающих Бабеля. Ветераны Первой конной блажили почем зря — вот папа и вступил в полемику с защищавшим Бабеля Горьким.

Но это было в конце двадцатых, а арестовали и расстреляли Бабеля через десять лет, с их спором его смерть никак не связана.

Во-первых, ему не надо было брать в любовницы жену Ежова. А во-вторых он сам от ЧК был приставлен к Конной. Вся его компания была чекистской, он в НКВД левой ногой дверь открывал.

Бабель дружил с замечательным мхатовским актером Борисом Ливановым. Он был с ним откровенен, а ливановский сын Вася, будущий телевизионный Шерлок Холмс, внимательно слушал разговоры взрослых. Позже он мне их пересказал: про чекиста из "Конармии" Бабель говорил — "это я". Отец приятельствовал с Львом Шейниным, писателем и бывшим энкавэдистом, знающим человеком, и тот тоже подтверждал, что у Бабеля без "чеки" дело не обошлось.

- А георгиевские кресты-то сохранились у Семена Михайловича или на Осоавиахим ушли?

- Ушли. Но потом папа заказал дубликаты. Сколько я себя помню, они всегда были у него. Он их дома носил. У него кителек был защитный, на него их и надевал: четыре креста и четыре медали. Есть и фотография: папа с полным георгиевским бантом.

- Выходит, он их с советскими наградами не путал?

- Не путал — потому что те у него на груди не помещались. А к георгиевским крестам он очень трепетно относился. Они были четвертой степени: два серебряных, два золотых. На медалях профили Николая II.

- Тридцатые годы, дом, населенный членами Политбюро. Наверху Маленков и Хрущев, под ними — маршал Советского Союза, кандидат в члены ЦК КПСС и Президиума Верховного Совета СССР, живая легенда, олицетворение красной конницы. А на груди у него профили Николая II...

- Полный георгиевский бант удалось получить немногим , и он этими наградами дорожил. А что до живых легенд... Вы знаете — он же все понимал. Папа был в высшей степени нормальным человеком. Он умел видеть жизнь в светлых красках: война страшная штука, а он так комично рассказывал про гражданскую — обхохочешься.

Дела семейные

— Но ведь в его жизни, насколько я знаю, далеко не все было весело? Что-то нехорошее случилось с первой женой...

- Она случайно застрелилась. Это произошло в том же доме, где мы живем сейчас, в Романовом переулке, на бывшей улице Грановского, но в соседнем подъезде. Все случилось в 1924 году — папа совсем недавно поселился на Грановского. С ним жили его мать и сестра, но в тот вечер они были в театре. А папа шел домой с совещания — по Семашко, по Нижнему Кисловскому...

- Вот так вот командарм и шел: пешком, один, без охраны?..

- Так все и было. И видит: в темноте кучкуется какая-то компания. "Вот я, — так он мне об этом рассказывал, — с предохранителя вальтер свой и снял. Домой пришел и положил его на комод, куда всегда клал. А потом сел и начал сапоги стягивать". (Они сапоги-то с тальком надевали, и снять их было целое дело.)

А жена подошла к комоду, взяла пистолет, к виску приставила. Сказала: "Смотри, Сема" — и нажала на курок. И все...

- Жены военных обычно знают, что с оружием играть нельзя.

- Папа рассказывал, что в гражданскую она была в Конармии, заведовала медицинской частью...

- Из станицы он ее все-таки забрал?

- Наслушаешься, что тебе рассказывают, так и заберешь. В Конармии у нее наган был. Папа говорил, что она вроде бы умела с ним обращаться, но и то: один раз ехали куда-то в поезде, и пуля в сантиметре от его виска пролетела. Крутила-крутила револьвер в руках, а потом на курок нажала.

Нам папа запрещал даже детский пистолет на человека направлять: "А вдруг настоящее оружие в руки попадет".

- Вторая жена Семена Михайловича была оперной певицей?

- Женился-то он не на певице, а на обычной девушке (они познакомились в санатории). Она уже его женой в консерваторию поступала. И то он ей объяснял, как надо петь. У него слух был очень хороший: что ему ни сунь в руки, на всем играет. И на баяне, и на аккордеоне, и на гармошке немецкого строя, а это очень сложный инструмент. В пятидесятые годы даже пластинки продавались: играют папа и его приятель из Ростова, диск называется "Дуэт баянистов".

Так вот: его вторая жена, Ольга Стефановна, начинала учиться как меццо-сопрано, а потом папа ей сказал: "Ты поешь не своим голосом" — и она переквалифицировалась в контральто. Папуля и тут поруководил немножко.

- И в 1937 году ее посадили.

- Отцу с его дамами не везло. Тогда он был инспектором кавалерии РККА и больше половины года мотался по военным округам. А молодая жена в Москве одна, и у нее бурный роман с тенором из Большого театра... Папа был в курсе, стукачей в Большом хватало. Но он ничего не предпринимал, а почему — я не знаю. Может быть, из гордости, может, от любви...

И жена моталась без него по посольствам: получает приглашение и едет на прием с женой начальника Генштаба РККА, маршала Егорова. Она вела светскую жизнь и на этом, бедняга, и погорела: ей приписали связь с иностранцами.

Когда ее арестовали, папы в Москве не было: а то ведь поговаривали, будто он ее сам отвез в "чеку"... Но это глупости. Он к Сталину ходил отбивать ее.

У него этот разговор записан:

- У тебя жена плохая!

- А уж это дело не политическое, а семейное.

Сталин отправил его к Ежову, и тот сказал, что Ольгу Стефановну взяли только затем, чтобы разузнать о жене Егорова, а потом, мол, отпустят.

Ее, конечно, жалко безумно. Она несколько лет просидела в одиночке, ее насиловали... Потом Ольга Стефановна жила на поселении в Сибири, а в общей сложности мотали ее по тюрьмам и ссылкам 19 лет: с 1937 по 1953 год. На поселении работала уборщицей в школе, и там к ней очень плохо относились: местные считали, что ее арестовали за то, что она хотела отравить Буденного. Отец следил за ее судьбой, и как только стало возможно, вывез ее оттуда, выбил комнату, содержал материально... Но она прожила недолго.

Ни в первом, ни во втором браке детей у отца не было. Зато нас трое.

- С вашей-то мамой он как познакомился?

- Ее с ним сосватала мать Ольги Стефановны, родная мамина тетка. Мама приехала в Москву учиться в мединституте, на стоматолога. И снимала угол в коммунальной квартире: у хозяйки, за занавесочкой... Сюда, на улицу Грановского, она приходила к двоюродной сестре, но папу не видела — очень его стеснялась. А потом, когда Ольги Стефановны в доме уже не было, тетушка и говорит: "Давай-ка я тебя с Семеном Михайловичем познакомлю. Он такой хороший человек, такой замечательный! Ведь если даже Ольгу и выпустят, какая она ему после всего, что было, жена?"

Ну и познакомила.

А мама была хорошенькая...

Она стала приезжать к тетке, чтобы помочь убраться, что-то приготовить. И вот так полегоньку-помаленьку...

- Началась любовь.

- Любовь была очень большая — они обожали друг друга, как ненормальные.

- Но он же был намного старше!

- Конечно. Но папуля был очень бравый, и они жили душа в душу. С мамой ему было хорошо... Но он ее долго никуда не выводил.

- От кого же он ее прятал?

- От товарища Сталина. Он за нее боялся: пусть лучше не попадается вождю на глаза, мало ли что тот надумает. Но потом все-таки взял ее на какой-то прием, и Сталин подошел, выпил за них...

- И пощадил молодую.

- Да. После этого папа стал водить маму всюду.

На трибуне со Сталиным

— В каждой квартире вашего дома на улице Грановского в свое время жил человек, ставший впоследствии советским мифом: от Буденного до Хрущева и Жукова. А в тридцатые годы коммунальный — предельно тесный — стиль общения был присущ даже немногочисленным обладателям отдельных квартир. Как общались соседи по дому на Грановского?

— Когда бурно разоблачали культ личности, я прочла одну очень смешную статью, напечатанную в "Правде". Там был помещен документ, адресованный Маленкову: в нем было написано, что за жильцами нашего дома шла слежка. В частности, к Буденному через батарею вышележащей квартиры было опущено подслушивающее устройство. А наверху жил сам Маленков. Из его квартиры к нам спустили прослушку и Маленкову же об этом и доложили...

Если он об этом не знал, ситуация, согласитесь, дикая. Если знал — дичайшая: до такого абсурда не додумался бы и Ионеско. Мы жили в совершенно особом доме, и отношений между соседями, считайте, не было. Мама дружила с женой Тимошенко, я дружила и дружу с удочеренной внучкой Никиты Сергеевича... Родители не общались ни с кем из тех, кто жил на Грановского.

Отец дружил с адмиралами Кузнецовым и Исаковым, со своими конармейцами. Они к нам в основном и приходили. Они пели народные песни и плясали, как сумасшедшие... А папа играл на гармошке. И никто никогда не надирался.

- Существуют легенды о том, что Буденный был украшением сталинских застолий: тот, мол, очень любил слушать его гармошку. Входил ли Семен Михайлович в ближайшее окружение Сталина?

— Нет. С Ворошиловым они вообще на "вы" были. А к Сталину он обычно попадал с ноябрьского парада: они договаривались на трибуне Мавзолея, а потом ехали к Сталину на дачу. Иногда папа даже присылал машину со сталинской дачи — за гармошкой.

Сталин помог папе в создании Конной Армии, и этим он очень папу расположил к себе...

- А Сталин его любил? Из военной элиты тридцатых годов выжить удалось очень немногим...

- Судя по тому, что он остался жив, наверное, любил. Отец казался очень простым человеком, но на самом деле он был необыкновенно умен. Видимо, это его и спасло. Он ведь очень многим помог: к примеру, вытащил из тюрьмы Рокоссовского. Вывел его за руку: "или меня сажайте, или отдавайте мне Константина Константиновича". Я сама слышала их разговоры — Рокоссовский знал, кто его спас.

Он и Жукова увел от больших неприятностей. У Георгия Константиновича был неприятный характер, в своем округе он напрочь рассорился с областным партийным руководством. Тогда нам написала жуковская жена — она просила помочь, но сделать это так, чтобы все осталось в тайне. И папа помог: он забрал Жукова в Москву, а чем это было вызвано, тот так и не узнал.

У него была такая метода: если кто-то из его генералов, бывших конармейцев, оказывался в опасности, он отправлял их с глаз подальше, ставил директорами конных заводов. И они там, как правило, приживались.

- На первом этапе Великой Отечественной войны Семен Михайлович командовал войсками нескольких фронтов и направлений, но немцев не остановил. В январе 1943-го он стал командующим кавалерией Советской Армии — и это уже была роль второго плана. Было ли у него ощущение собственного, личного поражения?

- Нет. Он понимал, что в этот период другого не могло быть и это не от его качеств зависит. Папа знал, что нам придется отступать, и его главной задачей было уберечь людей.

- То есть выиграть он не рассчитывал?

- Не рассчитывал. Он говорил, что мы к этой войне были абсолютно не готовы.
Закат

- В шестидесятые годы Семен Михайлович отходит от дел, уезжает в Баковку и живет там, как на казачьем хуторе, — солит арбузы, выезжает лошадей...

- Так было после того, как Никита Сергеевич Хрущев вытурил его из армии. До этого папа работал заместителем министра сельского хозяйства по коневодству. (Оно имело прямое отношение к военному делу — лошади были нужны еще не упраздненной кавалерии.)

А в 1963-м папа и другие маршалы возвращались с больших маневров, из Тоцких лагерей. Он и Конев посидели в вагоне у Тимошенко, немного выпили. А потом Тимошенко донес на них Хрущеву.

Тимошенко не любил папу из-за киевской истории. Папа тогда командовал Юго-Западным направлением и требовал отступления, а Ставка уперлась — и ни в какую. Он понимал, что его снимут , но не хотел идти на провал — и его действительно сняли, вместо него прислали маршала Тимошенко, экс-наркома обороны, бывшего комдива-6 в Первой конной.

Папа и говорит: "Мы с тобой два маршала, давай от нашего имени отправим в Ставку телеграмму и предложим оставить Киев". А Тимошенко отвечает: "Чего я буду свою голову подставлять. Все равно нам бежать до самой Аляски". Ну и попали в плен пятьсот тысяч человек, а Тимошенко откатился дальше Харькова.

Этого он папе не простил и при каждом удобном случае на него стучал. Настучал и сейчас:

- Буденный по дороге пьянствовал и говорил, что в коллективное руководство он верит, но из членов коллективного руководства не доверяет никому.

Вот Никита от него и избавился.

У папы было предынсультное состояние, он с ума сходил — армия для него была всем на свете. Но мама дружила с Ниной Петровной Хрущевой... Мама пошла к Нине Петровне, объяснила ей, что все это наветы Тимошенко. (Хотя я уверена в том, что папа все так и сказал.) Тогда Никита Сергеевич сказал: "Пусть пишет покаянное письмо". Папа покаялся, и ему бросили кусок — посадили на ДОСААФ.

А чтобы сделать папе приятное, как-то сгладить свою резкость, Хрущев велел выделить папе участок земли на нашей госдаче и разрешил ему построить дом. (Тогда это не позволялось.) Тогда мы нашу нынешнюю дачу и построили. У папы как раз вышли две книжки, все они на нее и ушли. У нас была летняя деревянная конюшенка — ее снесли и построили новый дом.

После этого папа и переселился в Баковку.

Поначалу, когда папа еще был в армии и дача была государственной, она походила на барскую усадьбу. Это сейчас здесь образовался поселок, а тогда вокруг никого не было. Стояла только наша госдача — ограда, а за ней двадцать один гектар земли. С прудом, с ручьем вдоль забора, с конюшней. Большой дом, много обслуживающих людей, они любят нас, мы их обожаем. Словом — сельская идиллия. Те, кто у нас работал, держались за свои места: раньше здесь стоял дом, где они жили, а у многих из них не было другого крова. К тому же отец помогал им чем мог...

В Баковку каждое лето приводили трех-четырех, иногда пять лошадей. Приезжали солдатики, которые ухаживали за лошадьми, приезжали офицеры из Высшей кавалерийской школы в Хамовниках. Один из них был чемпионом страны по верховой езде, а когда-то его, как и других, папа учил выездке... Он и здесь занимался со своими бывшими учениками. Отец в скачках не участвовал, но знал лошадь, имел к ней подход, умел тренировать, видел, что она из себя представляет, и мог предсказать ее будущее по экстерьеру.

- А на лошадь-то он до какого возраста садился?

- Последний раз в восемьдесят четыре года.

- На даче, для души или при каких то официальных обстоятельствах?

- На даче, для души. В Баковке жил Софист, его последняя лошадь. Он на нем семь парадов принял. Этот конь его слышал издали: папа только вышел из дому, а Софист уже ноздрями "фр-р-р!" и стоит у изгороди, ждет.

Софист 1947 года рождения был и сумел пережить папу. Он умер в тридцать три года, в 1980-м.

- Бог ты мой... Он умер у вас, в Баковке?

- На даче была конюшенка, в ней он у нас и жил. А на зиму папа отдавал его на 2-й конный Новоподмосковный завод. Там он и доживал.

Там был занятный начкон. "Сидим, — говорит, — в моем кабинетике. Слышим, скачет лошадь между денниками. Ну, думаю, Софист вырвался. Кинулись мы в коридорчик, но там никого нету, Софист на месте стоит. А потом вроде конь возвращается. Опять выбежали — нету никого..."

И тут им позвонили, и сказали, что папы больше нет.

Когда папа умер, Софист плакал. На конезаводе говорили, что он стоял в своем деннике и у него слезы лились. Здесь нет ничего удивительного — лошади телепаты.

Через семь лет этот начкон, Павел Алексеевич, снова нам позвонил. "Приходите, — говорит, — с Софистом проститься. Он совсем плохой". И даже моя мама поехала, которая к лошадям вообще никакого отношения не имеет. Софиста уже не держали ноги, и он был подвешен к потолку за брюхо. Тогда он тоже плакал.

И то сказать — он ведь знал нашу семью весь свой мафусаилов век...

- Семен Михайлович был заботливым отцом?

- Да, очень.

- Некоторые до сих пор удивляются: как же так, Буденный, такой большой человек — и дочка выходит замуж не за сына маршала, а за артиста Державина... Он принял это нормально?

- Абсолютно. Своих кавалеров и ухажеров я домой не водила, а в компании у меня только друзья были. Если кто ко мне и приходил, то я их родителям не показывала. Я знала — это все проходящее и малоинтересное...

Миша был единственным, кого я сразу привела в дом. (Ну, не сразу — через какое-то время.) И когда я познакомила молодого человека с родителями, те сразу поняли, что это не просто так.

Потом я маме-то и говорю:

- Ну как тебе?

- Да разве он может не понравиться?

Он же был красоты несусветной — не налюбуешься. Все падали. Да и характер у него сами знаете какой — милейший человек. Как он мог не понравиться?

- Ну все-таки... Военные любят, когда дочки выходят за военных.

- Да нет. Папа его сразу принял. С мамой поначалу были сложности — я начала поздно уходить на свидания. В полодиннадцатого я должна была быть дома, а теперь я в полодиннадцатого уходила — мы ведь встречались после спектакля. Но я объяснила: у человека такая профессия. А то когда ж мы будем встречаться?

- Как родители приняли ваш развод?

- Папы-то уже не было, а то мне было бы плохо: он очень Мишу любил. А с мамой я справилась. Великая ведь любовь пришла.

Грех было Мишу обижать — но что тут делать? Человек такой был, что устоять оказалось невозможно.

- Был?

- Умер Коля-то у меня.

- А что был за человек?

- Пономарев Николай Афанасьевич, замечательный художник-график. Он 20 лет возглавлял Союз художников СССР, был президентом Академии художеств. При этом был абсолютно нераскручен.

- Как же так?

- Он не сделал в Москве ни одной своей персональной выставки, не купил за счет художественного фонда ни одной своей работы. Ненормальной был порядочности человек. Поэтому его знают только профессионалы.

Не знаю, решилась бы я на развод, будь жив папа: в последние годы он жил только внуками. Таким я его и вспоминаю: зима, Баковка, а он в старой маршальской шинели тащит санки, в санях сидит моя дочка Маша.

Это мой Буденный.

Справка

БУДЕННЫЙ Семен Михайлович (13(25).04.1883, хутор Козюрин Ростовской области — 26.10.1973, Москва), маршал Советского Союза (1935), трижды Герой Советского Союза, член КПСС с 1919 года. Родился в семье крестьянина-бедняка. В 1903 года призван в армию. Участвовал в Первой мировой войне в чине старшего унтер-офицера. Летом 1917-го избирается председателем солдатского комитета Кавказской кавдивизии. Для борьбы с контрреволюционными выступлениями создал конный отряд. В июне 1919-го стал командиром кавкорпуса. В сентябре 1919 года наголову разгромил казачьи дивизии Мамонтова и Шкуро. В ноябре 1919-го была создана Первая конная армия, командование которой поручили Буденному.

В предвоенные годы командовал войсками Московского военного округа (1937-1939). Выполнял обязанности замнаркома (1939) и первого замнаркома обороны СССР (с августа 1949 года). Во время Великой Отечественной войны входил в состав Ставки Верховного главнокомандования, командовал войсками ряда направлений, фронтом.

С 1954 года — в Группе генеральных инспекторов МО СССР.

26 октября 1973 года Семён Михайлович Буденный скончался от кровоизлияния в мозг и был похоронен у кремлёвской стены на Красной площади.