Под защитой гадов и егерей кинорежиссер строит утопию русского барства

- В Щепачиху? А-а, в гости к Михалкову собрались!..

Деревня в 10 с небольшим километрах от городка Павлово-на-Оке, когда-то названная по своей специальности – «щепать» некондиционную древесину на сосновую дрань – теперь известна в округе исключительно как место, где построил свою усадьбу Никита Михалков. Самый титулованный и, возможно, самый богатый российский кинематографист вот уже несколько лет как обосновался на своеобразном полуострове среди окских стариц и излучин. Из Щепачихи, пока еще многолюдной, но на глазах угасающей деревни с пустыми прилавками сельпо, на усадьбу ведет ровнейшая асфальтовая дорога. Она однополосная – две машины на ней уже не разъедутся. Ну да посторонних туда не пускают – посреди болот (проверено практикой) любого постороннего встретят и вежливо выпроводят восвояси. А у фотографа и вовсе отнимут флешку — так, на всякий случай.
  ------------------------------------------------------------------------------------------✂-------

И не говорите, что вас не предупреждали: перед въездом на почти «баскервилльские» болота имеется списанный с американского, но написанный по-русски плакат: «Проход запрещён. Частные владения».Некоторые из местных жителей, впрочем, знают альтернативный маршрут – для него нужна лодка и очень много смелости. Охранники, которых у Никиты Сергеевича несколько десятков, вооружены, по словам щепачихинцев, «50-зарядными» карабинами и шутить не любят. Так что, если вас к Михалкову не приглашали, с ровной асфальтовой дороги приходится поворачивать назад – к деревне, где асфальт кончается и начинается традиционное для весенней России «минное поле».

Тем интереснее, что и внутри – на великолепной, рубленой в этническом стиле усадьбе с многочисленными службами, – и снаружи, в рабочем поселке Тумботине и еще нескольких ближайших деревнях – дела обстоят достаточно позитивно. Жизнь идет, люди работают, самого «барина» очень даже уважают. Вот только гадюки, знаете ли…

__________Затея сельской остроты___________

Завезти в Щепачиху несколько десятков ядовитых змей и выпустить жить по периметру собственных владений – неизвестно, когда такая идея пришла в голову Михалкову, но воплотилась она именно в этом году. «Хорошо, все егеря у Михалкова наши, местные, предупредили, — рассказал «СП» местный житель, каменщик Андрей. – А то бы точно кого-нибудь покусали. Теперь детей, кто приезжает из города, надо будет оттуда отгонять».

Зачем по границам участка выпустили змей – местные не сомневаются: «чтобы не ходил кто попало». Обижаются на «барина» немногие – в основном, женщины, которым теперь придется беспокоиться за детей и коз, что невзначай могут пострадать от михалковских «боевых гадов». Мужики рассуждают более основательно: если бы у меня была такая же усадьба, я бы тоже так сделал. А то действительно, ходят же всякие! Те из деревенских жителей, что побогаче (в основном это дачники из Нижнего) даже подражают — коттеджи тут попадаются с вывертом, один заделан под английский замок, другой под рубленый терем.

Основной рубеж обороны усадьбы от посторонних – конечно, не гадюки и медянки, а егеря и охранники из местных жителей. «Нет, никаких таджиков, только наши ребята, — говорит Алексей из Тумботина, который, похоже, и сам работает на усадьбе, но не любит обсуждать это с посторонними. – Зимой на снегоходах, сейчас вот на квадроциклах, и еще есть несколько конных, которые помогают на охоте». О мощных и дорогих карабинах охранников говорит весь район (Павлово и округа издавна жили производством оружия и скобяных изделий, так что в железе толк понимают все). Числом их – не больше сотни, но и не пара десятков, а точнее никто не считал.

Зарплату получают – «не хуже, чем мы», говорит каменщик Андрей. В рублях это – около 20 тысяч в месяц, возможно, несколько больше. «Злобность» охраны объясняется просто – жесткой системой штрафов. «Был тут случай недавно, браконьеры отстрелили кабанчика молодого, егерь не уследил. Остался на месяц без зарплаты, кабан как раз столько и стоил». Проникновение посторонних, надо полагать, штрафуется не мягче…

___________Во вкусе милой старины______________

Сама по себе усадьба Никиты Михалкова делится на две неравные части. Первая – собственно усадьба с главным домом, гостевыми коттеджами, домовой церковью, конюшней и прочими службами, с пристанью на одной из окских стариц – занимает 115 гектаров, вторая – охотхозяйство «Тёмино», названное в честь сына Никиты Сергеевича – почти в тысячу раз больше. Изначально площадь переданного режиссеру в долговременное пользование хозяйства составляла 37 000 га, потом ее удалось расширить до 140 тысяч гектар.

«Очень хорошо поставил дом, в старинном таком стиле. Рубленый, слышишь! Не сайдинг-шмайдинг, а настоящий рубленый, кто так сейчас сможет!..» - почти восторженно говорят щепачихинские и тумботинские мужики, которые сами себе дома обшивают именно сайдингом, устанавливая стеклопакеты. Так дешевле и проще – не надо возиться с теплоизолящией окон и ежегодно красить дом. Но чисто эстетически – Михалкова и его постройки одобряют практически все, кто их видел. Да и восстановление церкви в Тумботине, в которое «барин» от души вложился – дело, как ни крути, богоугодное. Правда, на вопрос, сколько народа посещает эту церковь вне Рождества и Пасхи – тумботинцы несколько замялись. Немного, видимо.

Сам режиссер много раз говорил, что при постройке своей усадьбы ориентировался на терема удельных князей и бояр допетровской эпохи – и стилизация, судя по всему, вышла даже удачнее, чем недавно построенный «дворец царя Алексея Михайловича» в Коломенском. Причем стилизация получилась не слепо-подражательной, а творческой и адекватной потребностям – рубленый терем не окружили частоколом, здания служб не сгрудили вокруг терема, как это водилось в реальных боярских вотчинах.

Гостевые покои также не интегрировали в основной усадебный дом, как это вообще-то принято в русских усадьбах – а отстроили отдельно (причем самый большой гостевой дом – это настоящая гостиница, по утверждениям бывавших на усадьбе, рассчитанная на 400 – 500 постояльцев). Бывают в гостях у Михалкова «все», как выражается каменщик Андрей – и Путин, и Медведев, и многочисленные актеры, и областное начальство. «Шанцев, например, сюда никогда не ездит – он летает. Потому что с Павлова сюда ехать – надо через паром, да и дорога никудышная. Так он на вертолете».

Основные развлечения в усадьбе – вполне традиционные для крупной аристократии: конный спорт, катания на яхтах, тройках и снегоходах, охота. Правда, охота больше ружейная, чем более аристократическая псовая или соколиная (хотя и такие возможности на усадьбе есть) – в кругу Шереметевых или Юсуповых позапрошлого столетия Михалкова назвали бы «мелкотравчатым»… Но зато с новомодными, как у элитного ОМОНа, вездеходами «Тигр» — патриотичным аналогом «Хаммеров», стоимостью каждый по 5 – 6 млн рублей.

Потихоньку усадебное и охотничье хозяйства начинают и экономически осмысленную деятельность – например, пельмени с фаршем из кабанятины и лосятины идут на стол не только гостям самой усадьбы, но и подаются в ресторане «Русь» — самом высококлассном из трех-четырех ресторанов в Павлове. Они называются «Тёминские» и стоят внушительные по местным меркам 500 рублей за порцию. Количество дичи в михалковских лесах уже стало местной легендой – благо, браконьерствовать почти никто не решается – а это значит, что при желании охотхозяйство можно загрузить элитарными посетителями по полной программе и зарабатывать немалые деньги.

Еще одна доходная, видимо, функция михалковского имения – работать съемочной площадкой для фильмов режиссера. Именно здесь – точнее, рядом с охотхозяйством, в деревне Поляны – снимали большинство сцен выходящей сейчас на экраны «Цитадели» — завершения военной саги о комдиве Котове. Здесь взрывали бутафорские мост и церковь, здесь размещали многочисленную съемочную группу, а жителям деревни за неудобства платили по 2 – 3 тысячи рублей. Надо полагать, близость съемки к собственной усадьбе помогла режиссеру немало сэкономить из заявленного для "Цитадели" бюджета в 50 млн долларов. Да и работать в родных стенах, конечно же, приятнее.

Чего в поместье нет – это сельскохозяйственной составляющей. Это обстоятельство резко разводит михалковскую усадьбу с традиционно русским типом помещичьего хозяйства – почти везде в послепетровской России существовали помещичьи поля, да и допетровские бояре не гнушались землевладением. Охотой и прочими «сугубо аристократическими» видами помысла ограничивались разве что удельные князья домосковского периода – они действительно сельским хозяйством не интересовались и крупнотоварных «агрохолдингов» не организовывали, предпочитая охотиться и брать дань с подвластного населения.

________________Вотчинник или фаворит____________________

Итак, среди живописных излучин нижней Оки, недалеко от Нижнего Новгорода один из известнейших людей в России построил настоящую барскую усадьбу, заметного размаха даже по меркам царской России. Что интереснее всего, речь идет не только о внешней, но и о функциональной стилизации крупнопоместного землевладения былых времен. А ведь кому-то еще недавно такое казалось невозможным.

«Физиология», то есть функционирование, михалковской усадьбы заслуживает отдельного анализа. Основная функция этого места – быть резиденцией хозяина, местом для отдыха и приема гостей, репрезентовать личность и вкусы Михалкова тем, чье мнение ему интересно. Мнение деревенских жителей и городских обывателей режиссеру естественным образом неинтересно, поэтому от них – от нас – поместье и закрыто.

Именно такой была основная цель и великолепнейших усадеб-дворцов прежней России – резиденций Шереметевых, Юсуповых, Бобринских. Известнейшие из них – Кусково, Останкино, Ярополец, Богородицк – превосходили михалковскую усадьбу размахом.

Другое дело, что крупнейшие вельможи царских времен владели не только резиденциями, но и огромными земельными наделами сельхозназначения, где крепостные или наемные крестьяне производили помещикам, как это назвал бы Маркс, «прибавочный продукт». Как правило, огромные степные поля в Черноземье и Новороссии не имели отношения напрямую к подмосковным или крымским резиденциям князей и графов, но принадлежали тем же лицам и, до известной степени, приносили хозяевам основной доход. У Михалкова такой «работающей» земли – то есть агрохолдингов – нет.

Главный кинематографист государства Российского, однако, пользуется другим, не менее традиционным для русской (и, в целом, европейской, постсредневековой эпохи) знати источником благосостояния: близостью к власти. Никита Михалков – это вряд ли оспоримо — придворный аристократ, причем потомственный и успешный по наивысшей мерке. Практически во все времена (как минимум с эпохи Иоанна Грозного) родовитые и успешные при дворе сановники жили на куда более широкую ногу, чем это им позволяли доходы с собственного хозяйства – и «кассовый разрыв» во все времена ликвидировался пожалованиями «с царского плеча». Деньгами, землей, крепостными – общеизвестны истории екатерининских фаворитов Орловых и Потемкина, которые тратили больше, чем кто-либо в России мог представить, но получали в подарок от короны несравнимо больше.

Напротив, сколь угодно родовитые бояре и дворяне, лишенные здесь и сейчас высочайшей милости и «обойденные» при дворе, в течение пары десятилетий обескровливались, переходили в разряд «обедневших», выбывали из великосветской «ярмарки тщеславия»…

В этом смысле Никита Михалков, который в экономической схеме своего имения делает ставку исключительно на государственные пожалования – попросту откровеннее, чем «светлейшие» былых времен, у которых – для себя ли, для публики ли – была иллюзия возможности самостоятельной жизни.

Нет, успешное усадебное хозяйство в России возможно (и тогда, и сейчас) – по формуле «вишню сушили и возами отправляли в Москву». Но образцы такого успешного землевладения в формате именно усадьбы демонстрировали не крупнейшие вельможи, а скорее крепкие и родовитые «середняки». Таковы были, скажем, успешные землевладельцы Лев Толстой, Афанасий Фет и Николай Некрасов. Интересно, что, как писала «СП», в Ясной Поляне усадебная жизнь и экономика практически восстановлены, и с хозяйственной точки зрения усадьба Толстого куда более самостоятельна, автономна и живуча без «придворной» поддержки, чем резиденция Михалкова.

А вот что будет с усадьбой главы Союза кинематографистов в случае его неожиданной опалы – ну, скажем, если «наверху» решат коренным образом поменять стилистику с «имперской» на «антиимперскую» — не слишком понятно. Разве что гостевой дом на 500 мест можно будет переоборудовать в неплохую гостиницу, а охотхозяйство открыть для свободного – за солидные деньги – доступа. Тогда – если пожалованная государством земля будет оставлена помещику – Михалков выживет, как выживали в своих вотчинах опальные бояре и вельможи.

____________В отсутствие «Дубровского»______________

Ведь, странное дело – опасаться режиссеру приходится только изменения конъюнктуры «наверху». Деревенские жители Михалкова, в целом, уважают. Как это ни парадоксально, учитывая изрядное презрение режиссера к «простолюдинам», которое выражается по-разному, от упомянутых гадюк до известных видеозаписей с избиением ногами зафиксированного охраной «хулигана»… Но дурных слов в окрестностях усадьбы о Михалкове не услышать — разве что старообрядцы, исстари обитающие в окрестностях Павлова-на-Оке, еще несколько лет возмущались "развратниками" из михалковского имения, купавшимися нагишом и не стеснявшимися местных жителей.

В сознании обитателей Щепачихи и окрестностей Михалков занял пустовавшее полторы сотни лет место «батюшки-барина» — и как будто не было пятнадцати десятилетий, прошедших с отмены крепостного права. И вот уже известный ворсменский мастер Валерий Сафонов делает подношение Никите Сергеевичу – булатный охотничий набор с инкрустацией и чеканкой в виде «жития» киноактера Михалкова, где в клеймах шагание по Москве и мохнатый шмель на душистом хмеле. И вот местные чиновники – в лице губернатора Валерия Шанцева – на день рождения «жалуют» барину еще несколько десятков гектаров земель, для постройки той самой 500-местной гостиницы.

Михалков пользуется репутацией строгого, но справедливого хозяина. Может быть, потому что он любит свою землю и украшает ее лучше, чем все остальные в пределах досягаемости щепачихинцев и тумботинцев. «Михалков хотя бы лес бережет, не рубит его, зверей там завел, — говорит житель Щепачихи дядя Петя. – На свои деньги, а уж как он там их зарабатывает – его дело. Но вокруг-то, поглядите, уже всё спилили, продают на корню. Сажают, конечно, новый лес, но ведь пока он еще вырастет…»

Бережет лес, заводит зверей, строит уютный дом, платит деньги местным жителям (а не завозит посторонних). Михалков – едва ли не единственный из сильных мира сего, кто в нынешней России хотя бы на усадебном уровне играет «в долгую». А то, что он при этом относится к собственным согражданам примерно как Кирилла Петрович Троекуров к мелкопоместным соседям – так другого отношения соседи Михалкова, видимо, просто не знают. Дубровского в окрестностях Щепачихи нет и, видимо, не ожидается.